Никто в мире не был готов к пандемии. Можно ли было бороться с ней более эффективно? Возможно. Но выбор жестких мер, поставивших мировую экономику на грань тяжелейшего кризиса, был во многом предопределен, считает директор программы «Экономика энергетики и природных ресурсов» Российской экономической школы (РЭШ) Виталий Казаков.
Мы делали главные деловые СМИ страны, теперь делаем лучше — подпишитесь на email-рассылку The Bell!
Данные показывают, что фактическая смертность от COVID-19 оказалась, как это и можно было осторожно предполагать по первым полным выборкам, немногим выше, чем смертность от обычного сезонного гриппа. А суммарные потери, по всей видимости, окажутся сопоставимыми с несколькими сезонными гриппами, случившимися одновременно. Также буквально с самого начала — с первых данных по Италии — было известно, что в зоне риска главным образом люди пожилого возраста и люди с определенными хроническими заболеваниями.
Тем не менее не такой страшный по историческим меркам и по своей фактической летальности коронавирус поставил мир на грань полномасштабного экономического и социального коронакризиса. Хватит ли экономике запаса прочности и экстренно оказываемых мер поддержки, чтобы пройти по краю пропасти, не сорваться и в итоге отделаться легким испугом, — или для существенной части экономики потери окажутся необратимыми, а восстановление займет несколько лет? На сегодня ответа на этот вопрос нет.
Как получилось, что решения, принимаемые почти повсеместно по всему миру, оказались настолько неадекватными ситуации? Парадокс в том, что каждая из вовлеченных сторон на своем уровне, исходя из своей логики, действовала рационально, но итоговое равновесие далеко от рационального.
Коллективное нерациональное как продукт институционального рационального
Как точно заметил комик Дмитрий Романов: «Когда вы смотрите телевизор, фактически вы смотрите, как они зарабатывают». Современные медиа — это бизнес, аудитория для медийного бизнеса — это реклама, а реклама — это доходы. Включая телевизор, вы не увидите главного. Вы увидите то, что, по мнению редакторов, должно собрать больше просмотров. В итоге телевизор становится легальным наркотиком, продуктом информационного развлечения и фильтром событий, которые далеко не всегда действительно значимы в долгосрочной перспективе, хотя краткосрочное внимание привлекают.
Психологам и экономистам, занимающимся поведенческой экономикой, известно, что информационный фон и видеоряд могут существенно влиять на фактические решения, которые мы принимаем. Например, если по телевизору показать документальный фильм об авиакатастрофах, существенная часть аудитории сдаст билеты на самолет и пересядет на поезд — при том что фактически самолет является более безопасным видом транспорта, чем поезд. Аналогично этому «информационные» сообщения о «надвигающейся катастрофе» заставляют существенную часть населения видеть мир именно таким образом и требовать у своих избранных политиков срочно принять меры.
Избираемые политики в демократических странах (да и не избираемые политики в авторитарных странах, которые не хотят лишний раз нервировать публику) идут на поводу и отвечают на запрос, быстро оказываясь на передовой борьбы с «надвигающейся катастрофой». Объяснять взбудораженному избирателю, что лучше сохранять спокойствие и холодную голову, не лучшая стратегия для победы на следующих выборах.
В отличие от всей предыдущей цепочки, меры, принимаемые политиками в борьбе с «надвигающейся катастрофой», вполне реальны, как реален и негативный эффект для экономики. И теперь слова «в наши непростые времена..» это уже не избыточная эмоциональная реакция, а новая реальность.
Эту уже реальную повестку дня не могут обойти стороной даже медиа, не желавшие изначально подливать масла в огонь.
Врожденная иррациональность
Нобелевский лауреат по экономике, психолог Даниел Канеман в своих работах в соавторстве с не дожившим до получения премии Амосом Тверски объясняет иррациональное поведение человека тем, что нам присущи два типа мышления: «быстрое» подсознательное ассоциативное мышление, основанное на врожденных и приобретенных инстинктах и шаблонах, и «медленное» аналитическое. Эмпирически показано, что во многих ситуациях, когда правильный ответ известен и может быть получен аналитически, человек зачастую принимает неправильные решения, руководствуясь рефлекторными поведенческими шаблонами.
Финансовые рынки в течение столетий являются полигоном, демонстрирующим коллективную иррациональность, проявляющуюся в виде излишне позитивных или излишне негативных реакций на те или иные события, квинтэссенцией чего являются периодически надувающиеся пузыри и финансовые кризисы. Недаром исторически наиболее успешные инвесторы, от Баффетта до Линча, предупреждают, что для успешного инвестирования умение обуздать собственные эмоции гораздо важнее, чем коэффициент интеллекта.
Аналитическое мышление присуще разным людям в разной степени. Существуют медитативные практики, помогающие снизить подверженность человека нерациональным эмоциональным реакциям. Но в каждый момент времени среди людей в целом на коротких временных горизонтах эмоции все равно будут преобладать над логикой.
Иррациональность создает возможности
Спираль иррациональности никто не контролирует, ее предпосылки заложены человеческой природой, а ее раскручивание определяется существующей институциональной системой и возможностями современных способов коммуникации. Тем не менее разные группы интересов пытаются использовать сложившуюся ситуацию (как и любую другую) в свою пользу.
Страх создает политические возможности. Возможность для политика у власти перекрыть краны, под благим предлогом утопить экономику, но замести свои предыдущие ошибки пришедшим «армагеддоном» (в инвестициях это называется big bath accounting) и повысить свой рейтинг за счет «борьбы» с апокалипсисом. Сплочение нации вокруг борьбы с вымышленным врагом до тех пор, пока электорат в него верит, выглядит более простым способом поднять рейтинг, нежели достижение успеха в создании благоприятных условий для роста экономики и процветания. Или возможность для нового политика предложить испуганному обывателю новый контракт между обществом и государством, ограничивающий индивидуальные свободы и тайну частной жизни (в кино такая реальность хорошо показана в фильме «V — значит вендетта»).
Что будет дальше?
У победы тысяча отцов. Естественное завершение пандемии объявят своей победой политики. Как полагается победителям, они перепишут историю. Поблагодарят сограждан за мужество, напомнят, что победили все вместе и что другого пути не было. О последнем придется напоминать каждый раз, когда будут проявляться среднесрочные и долгосрочные последствия самострела экономики.
Победа над коронавирусом за счет героической всеобщей самоизоляции и неизбежность принесенной жертвы, вероятно, станут частью общепринятого восприятия реальности, оспаривать которое будет неприличным — как сегодня считается неприличным сомневаться в антропогенности изменения климата или в пагубности изменения климата для планеты.
Генералы подготовятся к прошедшей войне. В целом подтвердилось, что все учатся только на своих ошибках. Страны, на своем опыте пережившие подобные эпидемии в недавнем прошлом (Азия), оказались лучше готовы к текущей ситуации. Такие меры, как точечное идентифицирование заболевших и контактировавших с ними людей и массовые тестирования с последующей изоляцией инфицированных, показали свою эффективность на ранней стадии.
В западных демократиях, однако, поразительнее всего оказалась не неспособность принимать эффективные точечные меры на ранней стадии (этому, скорее всего, научатся к следующей пандемии), а неспособность принимать дискриминирующие меры на основании принадлежности людей к группам риска на более поздней стадии развития пандемии, когда статистика по смертям указывала (и продолжает указывать) на такую необходимость. Комбинация паники, неспособности перешагнуть через главный столп западного либерализма («все люди созданы равными») и, возможно, христианской концепции врожденного греха с постимперским чувством вины в совокупности вылились в решение запереть всех.
Анациклоз
Пандемии — одна из природных угроз существованию человеческой цивилизации, наряду с возможностью столкновения Земли с небесным телом, существенным изменением климата и другими естественными причинами. В полном списке возможных угроз также присутствуют рукотворные риски — такие, как, например, возможность мировой ядерной войны. Чего стоит опасаться больше, рукотворных или естественных рисков? Опираясь на исторические параллели и анализ последних событий, можно предположить, что одним из главных рисков существования современной западной цивилизации является рукотворная деградация системы принятия решений.
Анациклоз — доктрина, введенная рядом древнегреческих философов и в конечном виде сформулированная Полибием, описывает циклическую смену форм правления в государстве. Исходя из этой доктрины, три «хорошие» формы правления — монархия, аристократия и демократия — со временем, наступив каждая на собственные грабли, сменяются своими «плохими» аналогами: тиранией, олигархией и охлократией.
В западном мире (возможно, это следствие установления всеобщего избирательного права в ХХ веке) существует риск фактической смены демократической формы правления (власть граждан) на охлократическую (власть толпы), с присущими последней шорттермизмом, близорукостью, непоследовательностью и низким уровнем качества принимаемых решений. Или это уже произошло?